/выкладываю, потому что зарождается новая/
Итак, в кратце - цикл рассказиков, посвященных духу романтики и Японии в частности... Если можно так сказать.

I. Убить убийцу.

Тихий зевок. Открываю глаза. Он спит. Осторожно встаю. Чуть плотнее запахиваюсь в халат. Прохладно. Улыбаюсь. Утренний свет просыпается вместе со мной. Город спит. Еще есть время. Проскальзываю к шкафу. Надеваю кимоно, подвязываюсь широким атласным поясом. Алый пояс и бежевое кимоно. Тщательно расчесываю волосы, аккуратно забираю их в «конский хвост». Важна аккуратность. Отражение надменно оглядывает меня. Первые пряди чуть короче, и челка, спадающая на глаза, но не мешающая видеть. Прячу маленькое зеркало. Оглядываюсь на него. Тихо:
- Спи, любимый.
Кем бы я ни была, я всё еще остаюсь девушкой.
Бесшумно выхожу из комнаты. Долю секунды смотрю на его светлые волосы и смуглые плечи. В последний раз. Потому что каждый раз может оказаться последним.
Иду по коридору. Миниатюрные ноги мелькают из-под длинного подола. К тайнику, который не найдет никто, кроме меня и его. На одной из полок лежит ветка сакуры. Красной. За веткой – катана. Обыкновенная черная катана, но счастливая. Оружие летит в футляр за спиной.
… Открываю дверь в город. Тихие трели ранних птиц. Некоторые люди уже идут по улицам. Длинные полы их одежд шелестят по каменной кладке. Вежливо улыбаюсь на приветственные кивки. Затем делаю шаг и незаметно исчезаю.
Карабкаюсь по стене. Тень отделяет этот мир от того, где люди улыбаются друг другу. Одним прыжком достигаю крыши. Спускаюсь теперь уже внутрь. Возле личных покоев спящей жертвы происходит бой. Трое убиты.
Приоткрываю ширму балдахина, отточенное движение – и катана несется проткнуть спящего.
Внезапно – острая боль где-то в спине и что-то теплое и вязкое, кимоно мгновенно промокает. Черные волосы устремляются вслед за падающим умирающим телом.
Больше никогда не увидит она его голубых глаз.
                                                                        * * *
Высокий полный мужчина поднимается с колен.
- Ничего не обнаружено.
Кивок головы.
- Унесите.
Другой взваливает её немое тело на плечи, замечает, что она совсем девчонка. На вид, лет шестнадцать-семнадцать. Это его нисколько не трогает. Это его работа. Он уходит.
                                                                        * * *
Безымянная могила. Тело так и не опознали.
Молодой парень стоит возле могилы, закрывая руками лицо,  беззвучно рыдает. Пряди светлых волос прилипли к мокрым щекам. Он этого не видит. Для таких прежде ясных, голубых глаз не существует сейчас ничего, кроме её могилы.
Ветка алой сакуры ложится на землю.
- Спи спокойно, Мотоко.
Он падает на землю. Без сил. Он мечтает умереть.
Шаги.
Оборачивается.
Зеленые глаза, как всегда нахально смотрят прямо в голубые.
Блондин тихо, с угрозой говорит:
- Ты убил её, а я убью тебя.
- В то утро я не был там. Ты это знаешь, - смеется.
Разъяренный. Заносит руку для удара, но кисть бессильно падает возле алой сакуры.
- Грязное дело за тебя, как всегда, совершили другие, всё подстроено, ты, знаешь, грязны, подлый… ТЫ! – срывается на крик.
Зеленоглазый холодно улыбнулся.. Отрицать дальше бессмысленно.
- Да, это я. Но кто же знал, что у жертвы киллера будет ждать киллер? Я всего лишь убил убийцу… - с деланным безразличием смеется..
Движение было молниеносным,  взмах блеснул в пыльном свете.
Кровь теплой струей потекла по правому рукаву рыжего. Призрак отзвучавшего смеха еще витал на его губах, когда тело коснулось земли. Блондин оттащил его от могилы, на его лице застыла гримаса ненависти, боли и отвращения.
- Я всего лишь убил убийцу, - сказал он.

II. Нежность.
Сад.
Худая девушка грациозно танцует. Босые ноги почти не мнут травы. Длинные снежно-снежно-голубые волосы струятся за ней в неосязаемом ветре.
Сутулый худой парень наблюдает за ней. Он кажется старше своих лет. Одним привычным движением он поправляет очки на длинном остром носе. Ему в голову приходит странная мысль.
- Айрэн!
Девушка оборачивается, немного удивленная. В городе её считаю немного чокнутой – не раз видели, как она разговаривает сама с собой.
- Что?
-Ты танцуешь вальс?..
Удивление на кротком юном лице сменяется улыбкой.
-Да, да, вальс! – и она продолжает кружиться под только ей слышимую музыку.
Парень усмехается и снова поправляет очки.
- Не хочешь станцевать со мной?
Айрэн останавливается и становится серьёзной, не на свои 14 лет.
-  Нет, я не буду ему изменять, - так же серьёзно и немного грустно говорит она.
-  Кому? – парень приподнимает одну бровь.
- Ему… -  в её голосе сквозит едва слышная, тихая и безудержная нежность. Девушка поводит рукой, и на мгновение парню кажется что за её рукой танцуют пылинки ярчайшего света.
Он кивает, обещая себе, что разгадает эту тайну.
- Пойдем! – зовет его жена. Он поспешно оборачивается, Лоя смотрит на него и повторяет уже тихо:
- Чай стынет. Твой любимый, земляничный.
Он уходит с женой. Айрэн всё так же немного грустно провожает их глазами, а потом неожиданно вскакивает и громко добавляет:
- Соби-сан, я буду рада Вас видеть!
Парень не подает признаков, что слышал это. Но даже Лоя не замечает, что на его губах прячется тайная улыбка, ей не предназначенная.
                                                                    *спустя полгода*
- Соби-сан.
Он немного наклонил голову. Ветер бушевал, грозя перевернуть жизнь вверх дном. По длинным спутанным прядям его белых волос сползали крошечные капли дождя.
Айрэн схватила его за руку и оттащила под дерево, защищавшее их от дождя.
Соби-сан, - повторила она.- Скоро меня здесь не будет.
Вспышка молнии осветила силуэт высокого сутулого парня. Он не мог поверить, что она совершит самоубийство.
- Меня заберет Он. – сказала девушка. – И мы уйдем в Его страну.
Парень начинал злиться на таинственного «Его», которого Соби даже не видел. «Кто бы ни был этот сумасшедший, он не утащит Айрэн…»
- Айрэн, послушай. – Соби старался говорить спокойно. – Зачем тебе идти неизвестно к кому, если здесь…
Она не дослушала.
- Он такой замечательный, Соби-сан! Он играет со мной, он танцует со мной… - запнулась. – Он любит меня.
Ветер неистово завыл, дождь с яростью колотил по деревьям.
- Я тоже люблю тебя, Айрэн!
Разумеется, она знала, хоть и была наивной девочкой.
- Ты женат.
- Я разведусь с Лоей! – в порыве, он начал исступленно покрывать поцелуями её руки.
Айрэн оттолкнула его, по её щекам текли слезы… А может, капли дождя?..
- Я люблю его! Ветер… - вдруг нежно сказала она, и тотчас все стихло. Капли срывались с листьев деревьев и падали на землю. Будто не бушевал минуту назад здесь сильнейший дождь. – Ветер… Я люблю его… - повторила она и взглянула на парня почти с отчаянием, а затем неожиданно бросилась куда-то, путаясь в длинной намокшей юбке.
- Подожди!.. – парень побежал за ней, но тут порыв ветра вырвал у него очки, и Соби попытался поймать их… - Чёрт…
- Соби-сан… - её голос звучал почти потусторонним. – Я всегда буду любить как друга…
                                                                      * * *
Беловолосого парня нашли под утро. Он ничего не говорил, только всё время звал кого-то. Психологи пришли к выводу, что он видел что-то ужасное, и это оставило на его психике неизгладимый отпечаток.

III. Пока цветет сакура.

Он стоял пред ней на коленях.
- Почему… Почему мы не можем быть вместе? – в голосе слышалась боль.
Холодные изумрудные глаза скользнули по нему. Он ей не нравился – всего лишь очередной поклонник, у неё таких  десятки. Но этот – самый настойчивый.
- Потому что.
Ей нравится играть. Она никогда не скажет прямо.
- Сакура-чан…
Ледяной взгляд обжег пылающее сердце.
- Дай мне один шанс. Пожалуйста.
Ну чтож, он сам просит.
Она огляделась вокруг. Звезды, облака – так просят юные дурочки. Она же имела опыт.
Море плескалось у её ног. Даже море поклонялось ей.
- Достань мне закат.
Он удивленно поднял голову, выискивая на её лице признаки смеха или малейшей улыбки.
- Я не шучу. Достань мне закат, чтобы я могла его потрогать.
«Осязаемый закат?..»
Но для  Сакуры это было игрой. А значит, как и в любой игре, здесь должны существовать правила.
Девушка потянулась и подняла лепесток сакуры, опадавшей в последнее время. Лепесток оказался в точности такого же оттенка, как и её волосы – нежно-розового.
- Принеси мне закат… Пока цветет сакура.- рассмеялась.
Она радовалась, ей действительно было смешно.
Парень поднялся с колен.
- Я пойду за закатом для тебя.
И он ушёл.
                                                                         * * *
Парень простирал руки к солнцу. Дети на берегу смеялись и показывали на него пальцами. Он силился поймать солнце. Поймать закат.
Он уже долго ничего не ел. Ноги подкосились, и он упал на колени перед солнцем, упал в воду. Парень пропустил сквозь пальцы огненную от отражения солнца воду и посмотрел на неё, думая о смерти..
И тут он догадался.
«Ведь я держу в руках закат».
Парень резко встал, мысль придала ему сил. Стараясь, чтобы солнце отражалось в воде в его руках, он поспешил к девушке.
Она по-прежнему, как и в каждый теплый вечер, стояла на берегу.
- Сакура-чан!
Девушка резко обернулась. Парень бежал, задыхаясь, к ней, а в его руках блестело что-то огненное…
- Сакура-чан, я принес его…
Но она лишь сделала взмах рукой, и из её кулачка разлетелись лепестки сакуры.
- Сакура отцвела – сухой холодный лёд её голос. – «Игра окончена».
Он споткнулся и упал, огненная вода из его рук расплескалась, и на песке оказались обычные капли обычной воды.

IV. Близнецы.

- Будешь чай?
Я холодно на неё посмотрела.
- Давай.
Она подошла к шкафу. Я – в обратную сторону, к холодильнику. Так заведено с самого рождения. Каждая выполняет свою часть работы. Или отдыха. Неважно.
За спиной послышался нарочито громкий звон чашек. Киори как всегда в своём репертуаре. Стремится сделать видимость того, чего нет.
- Полагаю, ты же знаешь, зачем ты здесь?
Я догадываюсь.
- Нет.
Она откашлялась.
- Такимото-кун в больнице.
Ну, это я и без неё знала. Моя близняшка всегда считает себя самой умной. Такова уж её природа. Я привыкла к этому. И всё было бы нормально. Если бы не Такимото.
Тогда, полгода назад, мы и встретились. Этот осенний день был первым днем, когда я и Киори были каждая сама по себе. Он очаровал нас обеих. Никогда еще сестры Катсуми не был так единодушны.
Когда он заговорил, он обращался к нам обеим, ни выказывая симпатии ни к одной. Тем не менее, уже к вечеру, ни одна из нас не находила места. Может, виной были его глаза. А может, такая добрая улыбка.
Что бы то ни было, я понимала, что рано или поздно придется решать. Я все понимала. Только старалась не думать о том дне, когда…
Он всё-таки упал с мотоцикла. Киори много раз просила его не разгоняться так. Я молчала. Такимото никого не слушал.
И вот,  настал миг, когда он не выдержал. Душа машины и человека не были одним целым.
Он лежал, весь в бинтах, здорово смахивая на мумию. И при этом ухитрялся улыбаться. Помнится, я при этом подумала: « Он не меняется». Чтож, он действительно ни капли не изменился.
А потом нас вызвала врач. Там, возле белой двери больничной палаты, я узнала, что жить ему осталось недолго. Чуть меньше месяца. Дарите ему больше положительных эмоций, сказала врач. Он стойкий, есть маленький шанс, что он выкарабкается, сказала врач. Все будет хорошо, сказала врач. А глаза у неё были спокойные. Такие глаза могли быть у человека, знающего, что случится то, что мы вершить не в силах.
Киори долго плакала. Она вечно плачет. Эти дни были как в тумане. Она осунулась и похудела. Рядом с ней, я, чистая её копия, выглядела здоровой пышкой.
Вот и сейчас, пока она говорила, я подмечала изменения, произошедшие с ней за эти три недели.
- Он умирает, - сказала Киори. В её голосе мне послышалась мольба.. – Хиару, в тебе совсем нет души?!
Я молчала.
- Я подумала…
«О, ты подумала.» Я удержалась от сарказма. Сейчас не время, это понимает такой законченный циник как Хиару Катсуми.
- … нам пора определится. Ну, в смысле, кто будет с ним дальше.
Чтож, это вполне в её стиле.
- Ты любишь его?
Вопрос застал меня врасплох. Я не могу так быстро переходить на откровенность.
- Да.
Ответ весьма и весьма неточный.
- Тогда завтра пойдем и я всё ему скажешь. Пусть он выберет одну.
Она повернулась, наблюдая за моими изумленными глазами.
- Удачи, сестренка.
                                                                       ***
Две пары глаз напряженно следили за ним. Он был необычайно серьезен. На лице ни намека на улыбку.
- Выбор?
Мы синхронно кивнули. Проклятая привязанность. 
- Выбирайте вы. – сказал он, оглядев нас, задержав взгляд на каждой. На лице застыло выражение трагичной безразличности.
Мы переглянулись. В моем взгляде – безразличие. Во взгляде Киори я явственно уловила мольбу. Она заметила, что я поняла. Взгляд стал еще жалобнее. Я не выдержала. Ей это нужнее.
- Иди.
Её глаза наполнились слезами благодарности. Она повисла у меня на шее, всхлипывая и что-то причитая.
- Будьте счастливы.
Я легонько оттолкнула её и вышла из палаты.
                                                                  ***
Прошли две недели. Раздался звонок.
- Приходи.
И я, как всегда, послушалась.
Сестра была вся в черном. Так я поняла, что мои мысли оказались правдивы.
- Он мертв.
Пауза. Мне полагается рыдать и умирать от тоски. А я стою и молча жду.
- Они сказали, что он не справился. Они сказали, что не было положительных эмоций. Не было стимулы к жизни.
Киори не смогла себя сдержать и принялась рыдать в открытую.
- Это ты виновата! Если ты знала, что тебя он любит больше, зачем предоставила право выбирать?..

V. Лили.

«Каждый день, когда я просыпаюсь, я вижу тебя. Иногда я прихожу к мысли, что нуждаюсь в тебе.… Только, чаще всего, я боюсь себе в этом признаться. Меня мучает это. Мы рядом друг к другу настолько, насколько это вообще возможно.  Я касаюсь тебя. Но я не могу объяснить свою любовь остальным, миру. Они не поймут нас. Нет, дело не в том, что мы одного пола. Никто бы не узнал. Только я вижу то, что не видят другие. Я вижу тебя. Я знаю твои мысли, ты стала моим отражением. У тебя мои глаза, мои руки, моя кожа, моё сердце. Они считают меня неопасной. Ведь иначе, зачем они оставили мне зеркало?.. Я ведь почти такая же, как и они. Только у них белые халаты, а у меня – черное платье…»
Они и не подозревают, что я веду дневник. Пусть и весьма своеобразный, кровью на стене. Я надеюсь, тебе не больно. Если я причиню тебе боль, я не прощу себе. Я живу только ради тебя. Все вокруг опостылело, я ненавижу белые цвета. А ты каждый раз разная – легкая, смеющаяся, со вкусом радуги. Я бы хотела нарисовать тебя. Но, боюсь, не хватит крови.
Губы оторвались от стекла. «И пускай, у нас на двоих одно тело, я-то знаю, что нас двое, и люблю тебя…»